О тайном уходе Иакова Лавану донесли только на третий день. Вместе с родственниками своими он семь дней шел по следам Иакова, пока не настиг его в Гиладских горах. Тогда же ночью, во сне, Бог явился Лавану-арамею и сказал ему: «Смотри, если не можешь одобрить поступок Иакова, то и не упрекай его!»
Лаван настиг Иакова — тот раскинул шатры на одной из гор Гилада; и Лаван со своими родственниками расположился недалеко от него. Лаван сказал Иакову: «Что ты сделал? Ты обманул меня! Дочерей моих угнал, будто пленниц, захваченных в набеге! Зачем, не простившись, ушел тайком и обманул меня? Почему не сказал мне ни слова? Я бы проводил тебя с торжеством, с песнями, под звуки бубна и цитры. А ты даже не дал мне поцеловать моих дочерей и внуков на прощанье. Безрассудно ты поступил! За всё это я мог бы с тобой расплатиться, как следует, но Бог отцов твоих сказал мне прошлой ночью: „Смотри, если не можешь одобрить поступок Иакова, то и не упрекай его!“ Положим, ты ушел от меня, сильно истосковавшись по дому отца своего, но зачем было красть моих богов?»
«Боялся я, потому и ушел тайно, — отвечал Иаков Лавану. — Я думал, как бы ты не отнял у меня дочерей своих. А богов своих ищи — у кого бы ты их ни нашел, тот не останется в живых! Взяв наших родственников в свидетели, ступай, теперь же проверь всё, что есть у меня, и свое забери». (Иаков не знал того, что Рахиль украла Лавановых божков.)
Лаван осмотрел шатры Иакова, Лии и двух служанок, но ничего не нашел. Из шатра Лии он вошел в шатер Рахили. Она же заблаговременно взяла похищенных ею идолов отца, засунула их в подушку верблюжьего седла и села сверху. Лаван обыскал весь шатер и ничего не нашел. Рахиль сказала отцу: «Не сердись на меня, господин мой, что не могу встать перед тобой: мне нездоровится, как это обычно бывает у женщин». Как ни искал Лаван, он так и не нашел своих божков.
Вспылил тогда Иаков. «Какое совершил я преступление? — с горьким упреком спросил он Лавана. — В чем провинился, что ты бросился в погоню за мной и перерыл все мои вещи? Нашел ли ты у меня хоть одну свою вещь? Положи ее здесь, перед родственниками нашими, пусть они нас рассудят!
Все эти двадцать лет, что я у тебя провел, у овец твоих и коз не было выкидышей, баранов из твоего стада я не ел. Растерзанных дикими зверями не приносил я тебе, а сам возмещал потерю. С меня ты взыскивал за животное, украденное из стада, когда бы то ни случилось, днем или ночью. Ты знаешь, каково мне приходилось: днем томил меня зной, а ночью — холод; глаз сомкнуть я не мог. Вот как прошли для меня двадцать лет в твоем доме: четырнадцать лет я служил тебе за двух дочерей твоих и шесть лет — за скот, и ты десять раз менял плату, мне назначенную. Если бы Бога отца моего — Бога Авраама, Страха Исаака — не было со мной, тогда уж точно с пустыми руками ты отпустил бы меня. Но видел Бог лишения мои и труд мой тяжкий, и этой ночью Он укорил тебя».
И сказал Лаван Иакову: «Да это же мои дочери, мои внуки, мои стада и всё, что ты видишь, — мое. И зачем стал бы я обижать дочерей моих и детей, которых они родили? Давай теперь заключим договор, ты и я, и пусть он свидетельствует о мире между нами».
Иаков взял камень и поставил его как памятник. Велел он и всем домочадцам своим собирать камни; те собрали такое множество камней, что образовался немалый холм, на котором все вместе принялись за трапезу. Этот холм Лаван назвал Егар-Сахадута, а Иаков — Галь-Эд.
«Холм сей, — сказал Лаван, — сегодня стал свидетелем договора между мной и тобой». Потому и назвали его Галь-Эд. Иное его название — Мицпа, ибо Лаван сказал: «Господь да не сводит с нас глаз, когда мы расстанемся друг с другом! Если ты будешь плохо обращаться с моими дочерьми или возьмешь других жен кроме них, помни, что не человек, а Сам Бог — наш свидетель!»
«Видишь этот холм из камней и этот памятник, что поставил я между нами? — Лаван указал на них Иакову. — Они свидетели нашей клятвы в том, что я не перейду за этот холм на твою сторону, чтобы причинить тебе зло, и ты не должен со злым умыслом переходить за него и за памятник сей на мою сторону. Пусть Бог Авраама и Бог Нахора, Бог их отца, будет судьей между нами». И поклялся в этом Иаков Лавану, поклялся Страхом Исаака. После того принес Иаков на горе жертву и позвал на трапезу всех домашних своих. Завершив трапезу, они заночевали на горе.
Лаван встал рано утром, поцеловал своих внуков и дочерей, благословил их и после этого отправился домой.