Посылайте ягнят
в дань правителю страны,
из Селы через пустыню
на гору дочери Сиона.
Как бьющая крыльями птица,
выброшенная из гнезда, —
женщины-моавитянки
у бродов Арнона.
«Дай нам совет,
прими решение.
Сделай в полдень тень свою
ночи подобной.
Спрячь изгнанников,
не выдавай скитальцев.
Дай моавским изгнанникам остаться у тебя,
стань им убежищем от губителя».
Когда притеснителю придет конец,
прекратится опустошение
и в стране сгинут расхитители,
тогда верностью утвердится престол
в шатре Давида,
и воссядет на него в истине правитель,
ищущий справедливость,
спешащий творить праведность.
Слышали мы о гордости Моава,
о его непомерной гордости и тщеславии,
о гордости его и о наглости,
но пуста его похвальба.
Поэтому плачут моавитяне,
все вместе оплакивают Моав.
Плачьте, сраженные горем,
вспоминая прекрасные лепешки с изюмом из Кир-Харесета.
Засохли поля Хешбона
и виноградные лозы Сивмы.
Вожди народов
растоптали лучшие лозы,
что тянулись некогда до Иазера,
простирались к пустыне.
Побеги их расширялись и достигали моря.
И я плачу, как плачет Иазер,
о лозах Сивмы.
О, Хешбон и Элеала,
орошу вас слезами!
Над твоими созревшими плодами,
над твоим поспевшим зерном стихли крики радости.
Веселье и радость ушли из садов,
никто не поет, не шумит в виноградниках
и в давильнях не топчет вино,
и радости шумной положен конец.
Плачет сердце мое о Моаве, как арфа,
и душа — о Кир-Хересе.
Если Моав явится на свои возвышенности
и станет изводить себя,
если он придет в свое святилище молиться,
то не будет от этого прока.
Таково слово, которое Господь сказал о Моаве в прошлом. Но теперь Господь говорит: «Точно через три года, как если бы батрак считал свой срок работы, слава Моава и всё множество его народа погибнут, а уцелевшие будут малочисленны и слабы».